С уходом Льва Аннинского безвозвратно ушла эпоха классической критики… Блестяще написанных эссе, статей, книг о литературе и творчестве многих выдающихся, а то и не слишком известных или просто забытых мастеров слова. И все-таки не писательский талант главное в работах Аннинского. К тому же определение «критик», в нынешнем утилитарном значении, сужает диапазон, не высвечивает глубин его творчества, его историософских и эстетических подходов к искусству, и русскому, и советскому… А еще он с увлечением также писал о самых интересных явлениях и именах в литературах народов СССР. Но даже самая маленькая рецензия Аннинского являлась не просто прихотливой «игрой» его пера, а имела прочную корневую, мировоззренческую основу, уходящую в пласты мировой и отечественной культуры.

Обладая огромной эрудицией и парадоксальным складом ума, Лев Александрович выделялся на общем фоне советской литературной критики своей независимой позицией, можно даже сказать, профессиональной самодостаточностью. Он не примыкал ни к каким группам или группкам, шел своим путем, казалось, удачно минуя препоны цензуры. А на самом деле — был выше ее… Как будто перед ним сквозь все идеологические ограничения или веяния политической конъюнктуры мерцала звезда искренности и подлинности таланта тех, о ком он писал. Собственно, только о таких личностях в культуре он и писал, ни разу не погрешив статейками «на потребу».

В конце бурных 80-х гг. прошлого века каждый его приход к нам в «Литгазету», где он регулярно печатался, был радостным поводом отвлечься от редакционной текучки и поговорить о какой-нибудь нашумевшей статье в популярных тогда «Московских новостях», о расколе в Союзе писателей, о волнующих всех событиях в национальных республиках, наконец, о будущем литературы в уже ощутимом многими предстоящем социальном сломе страны. В этих разговорах, порой, на темы весьма трагические – о событиях в любимой им Грузии или в Литве – Лев Аннинский неизменно оставался оптимистом, остро чувствуя ход истории, умея прозорливо сопрягать события, разделенные временем чуть ли не на столетия. Ограниченность оценок происходящего тогда, рожденных бойкими журналистами в рамках «здесь» и «сейчас», вызывали у него нескрываемую иронию.

— Не с того начали, — как-то в разговоре с усмешкой заметил он, имея в виду перестройку. – Пустое — бороться со старым… надо прорываться поверх актуальной суеты, суметь увидеть новое… а бороться — в себе с невежеством, с агрессией…

Ясноглазый, улыбчивый, доброжелательный, с неизменным большим рюкзаком за спиной, куда он бережно складывал книги, которые ему предлагали в редакции на рецензию и куда он, заботливый семьянин, видимо, складывал нехитрые продукты, наскоро купленные по пути, своим оптимизмом Аннинский резко выделялся среди толпами посещавшего популярную газету литературного бомонда, охваченного катастрофическими видениями и готового «сжечь все», чему поклонялись вчера. В атмосфере нагнетания негативизма в отношении «советской литературы», в 1987 году, у него появляется книга о романе «Как закалялась сталь» Николая Островского; русофобия в Грузии тех лет получает от него ответ, полный любви и понимания, в виде изданного в Тбилиси в 1990 году сборника литературно-критических статей «Отлетающий занавес…»; а уже после широко объявленных «поминок по советской литературе» в 1997 году в свет выходит его замечательная работа «Серебро и чернь: русское, советское, славянское, всемирное в поэзии Серебряного века». Еще ждет своего вдумчивого прочтения новыми поколениями читателей, неравнодушных к судьбам русской культуры, яркое и оригинальное исследование «Красный век» (2004)…

Наследие Льва Александровича Аннинского обширно и разнообразно, отмечено премиями и наградами.. А главное – оно согрето чувством неподдельной любви к человеку, к творчеству… Там бьется живое слово.

Лев ушел… Добрый, улыбчивый, хранящий верность своим идеалам Лев… Его обязательно надо читать. В наш прагматический век книги Аннинского можно прописывать как рецепт от нравственной глухоты и жесткости сердца. От изнуряющей гонки за призраками успеха и пустой шумихи, принимаемой нынче за славу.

Он остается в книгах…

Людмила Лаврова