Часовой. Памяти Эдуарда Лимонова

Теперь он уже на вечном посту…
А казалось, с его неуемной энергией, прямотой, жаждой справедливости, живой и активной реакцией на все, что его глубоко задевало, Лимонова никакая хворь не возьмет.
Ушел…
И остался…

Ушел буквально накануне годовщины возвращения Крыма в Россию, чему он сам и его сторонники всем сердцем способствовали, еще двадцать лет назад поднимая над этой легендарной землей русский флаг…
И остался в талантливых, ярких книгах, которые, к сожалению, нашей погрязшей в потребительстве и одержимой жаждой призрачного успеха молодежью не прочитаны. А они писались, во многом, для молодых молодым душой человеком…
Не понят, не усвоен, не отрефлексирован нами опыт Лимонова, человека и художника, еще в советское время прошедшего большую жизненную школу, сполна изведавшего прелести столь вожделенной для многих «западной цивилизации», и нашедшего мужество сказать твердое «нет» той якобы свободной и демократической реальности, которую с восторгом приветствовали граждане, азартно разваливавшие Советский Союз, и которая обернулась этническими войнами, жестокими криминальными разборками, разграблением национальных богатств, беженцами и массовым обнищанием…
Изданная впервые в 1978 году в эмигрантском журнале «Ковчег» повесть Э. Лимонова «Это я — Эдичка», вызвавшая большой скандал, по сути, является дерзким вызовом тому самодовольному и разжиревшему на людских пороках и страданиях «свободному миру», который многим до сих пор представляется землей обетованной… Но и все последующие его произведения уже о нашей, российской, действительности, отмечены печатью той же внутренней свободы, свободы от любых авторитетов, влияний, политической конъюнктуры и — тем более — какой-либо моды, желания понравиться читателю… «Я такой, какой есть, принимаете или нет, дело ваше, пусть в нищете, но не сгибаюсь, не льстец и угождать никому не намерен»… — вот личностная позиция Эдуарда Лимонова, и ему ее не требовалось декларировать или доказывать, таким настроением пронизано все его творчество.
Еще в Америке, а потом и во Франции Лимонов сближается с «левыми» силами, пишет для печатного органа Французской коммунистической Франции — журнала «Революсьон». Всего же за годы жизни во Франции писатель только на французском языке выпустил 17 книг. Никому из русских эмигрантов третьей волны такой успех даже не снился! Мог бы оставаться на Западе, живя в комфорте и благополучии… Но это был не его удел…
Меня с Эдуардом Лимоновым познакомил в 91 году тоже недавно вернувшийся в Россию писатель, теперь уже классик, Юрий Мамлеев, с которым мы, после его возвращения на родину чуть ранее Лимонова, подружились.
«Вы не представляете Эдика, — говорил мне Юрий Витальевич, — все только и говорят о его эпатажной книге «Это я – Эдичка», а ведь Лимонов — прекрасный поэт, у него есть стихи на уровне великой русской классики. Он пишет в глубокой русской традиции, сочетая классику и авангард. Пригласите его на интервью. Будет очень интересный разговор».
Я тогда работала в «Литературной газете», интерес к приезжающим с Запада русским деятелям культуры был у читателя огромный. А за Лимоновым действительно тянулась скандальная слава. И хотя его «Эдичка» не издавался в Союзе, по рукам ходила репринтная копия этой повести.
Мамлеев дал мне телефон Лимонова. Мы созвонились. Так на шестом этаже, как казалось, твердыни советской культуры — «Литературной газеты» — появился худощавый стройный мужчина со светлой шевелюрой и забавно торчащей бородкой в какой-то неприметной, затертой курточке.
Шла весна 1991 года. Мы еще жили в Советском Союзе, и «Литературная газета» процветала, хотя первые толчки будущего «социотрясения» и последовавшего за ним исторического по масштабу цунами уже ощущались.

Интервью мое с Эдуардом Лимоновым было вскоре в «ЛГ» опубликовано, поэтому нет смысла его сейчас пересказывать. Остановлюсь лишь на том, что наиболее поразило меня в состоявшемся разговоре.
«Вот увидите, скоро всего этого больше не будет, — вдруг произнес он своим мягким южнорусским говорком, когда я уже выключила диктофон, и обвел рукою стены внушительного кабинета. А затем, отвечая на мой недоуменный взгляд, продолжил: — Вот этого прекрасного здания в шесть этажей, в самом центре Москвы, где вы обслуживаете интересы литературных и партийных начальников, не будет… всех этих домов творчества, Коктебеля, Переделкино… Почему идет склока в Союзе писателей? Из-за собственности… Пока еще сидят статусные писаки на дачах в Переделкино, заведомо творят шедевры, устроились с женами, собачками, кошечками… Чай на террасе вечерами, варенье, а там и сосед, поэт, непременно гений, заглянет… это же буржуазный рай».
Он явно смеялся, но пока я не понимала, куда он ведет…
— Да, да, вот увидите… не будет, — в третий раз повторил он, — все это не для меня…. противно, в Переделкино, с самоваром… Занавесочки… С утра потрудился, написал абзац, прочитал жене… выпил кофе… Поймите, они же новая буржуазия, и при Советах неплохо устроились, избаловала их власть… А ведь писатель — не профессия. Литература – не занятие для человека, когда все вокруг начнет гореть и рушиться… Это в девятнадцатом веке удавалось «глаголом жечь сердца», прогуливаясь в усадьбе под липами… И даже что-то зарабатывать… Теперь все будет иначе… Забыли предупреждение: «уюта нет, покоя нет», — вспомнив строчку Блока, закончил он раздраженно.
Помолчав, уже спокойно продолжил: «Придется заниматься более серьёзными и нужными в жизни вещами и параллельно писать. Я никогда не мыслил себя этаким наёмным писакой, который сидит в Переделкине и чего-то там строчит…»
— Что же будете делать? – спросила.
— Займусь политикой… — ответил коротко. И напророчил!
Его оппозиционные политические проекты 2000-х годов — «Другая Россия», Марш несогласных, Национальная Ассамблея, «Стратегия-31» были рождены еще с юности присущим ему чувством социальной справедливости и гражданской ответственности, проявившемся в далеком советском 1962 году, когда Лимонов принял участие в рабочей забастовке в Харькове против снижения расценок на производстве.
Ошибался Председатель КГБ Юрий Андропов, когда в декабре 1973 года назвал Лимонова «убеждённым антисоветчиком». Он был редкой птицей в «лесах» прирученной властью советской творческой интеллигенции: абсолютно свободным человеком, не желавшим подчиняться тупым установлениям закосневшей в инерции советской бюрократии, которая в итоге и погубила страну. И пока партийные бонзы, еще недавно пытавшиеся учить его, как ему жить и писать, со всеми удобствами пристраивались во властных креслах новой капиталистической России, Эдуард Лимонов переживал развал Советского Союза как личную трагедию. И в компанию нынешних дельцов от литературы с лоснящимися от самодовольства лицами, беззастенчиво коммерциализирующих свои убогие таланты, разумеется, вписываться не собирался.
Он, не раздумывая, встал на сторону Верховного Совета РСФСР в событиях 21 сентября – 4 октября 1993 года в Москве, участвовал в обороне Белого дома, печатался в оппозиционных изданиях, основал и стал главным редактором боевой газеты «Лимонка», первый номер которой вышел в ноябре 1994 года. Ярлык «красно-коричневый», который прилепили и к нему адепты западного либерализма, вызывал у него лишь усмешку.
Лимонов категорически не принял идей нового передела мира. Он верил, что с оружием в руках можно отстоять свободу и независимость от железной поступи нового мирового порядка по американскому образцу. Он ездил практически во все «горячие точки», участвовал в молдавско-приднестровском конфликте на стороне Приднестровья, в грузино-абхазском – на стороне Абхазии. В начале 90-х годов не раз уезжал в Югославию, чтобы участвовать в военных операциях на стороне сербов, дружил с поэтом и политиком Радованом Караджичем, теперь приговоренным иезуитским Гаагским судом к сорока годам тюрьмы…
7 апреля 2001 года сотрудники ФСБ арестовали Лимонова на алтайском хуторе Банное. Его поместили в следственный изолятор ФСБ Лефортово. Он и его соратники обвинялись в том, что в 2000 – 2001 гг. готовили вооружённое вторжение в Казахстан для защиты русскоязычного населения. Суд состоялся весной 2003 года в Саратове. Прокурор Сергей Вербин потребовал приговорить писателя к 14 годам лишения свободы. В своем последнем слове Лимонов заявил: «Нас совершенно незаслуженно считают экстремистами. На Западе наше место было бы между Green peаce и Amnesty International, мы были бы легальной и реальной политической силой. Наша вина в том, что мы добились политического успеха. Нас обвиняют, что мы якобы затеяли заговор, не спросив государство».
Отвергнув обвинения в терроризме, суд приговорил писателя Эдуарда Лимонова к четырём годам заключения. Он был обвинен в хранении оружия и созданию незаконных вооруженных формирований (обвинение потом сняли).

После оглашения приговора важные и горькие слова прозвучали от друга Эдуарда Лимонова, прекрасного прозаика Сергея Сибирцева: « я убежден, что такой самозабвенно куражливый русский писатель, как Эдуард Лимонов, полагающий себя серьезным непримиренцем вновь народившегося российского буржуазного строя, не падает духом от сего, все равно же не справедливого, подлого удара судьбы… А в это время натуральные и настоящие враги матушки России блаженствуют на своих чужеземных и доморощенных фазендах, заседают в роскошных офисах, расслабляются в легальных притонах, лелея нерусские, непатриотические, антигосударственные думы-мечтания об окончательной деморализации русского, россиянского, российского духа…».
Лимонов не упал духом. В тюрьме и колонии, отсидев 2 года, 2 месяца и 24 дня, он написал шесть книг и начал работу над седьмой… Его не сломили ни суд, ни тюрьма, ни жизненные неурядицы по выходу из заключения.
В изданной в 2015 году дневниковой книге «Киев Капут», названной самим автором «яростной», лучшем и наиболее честном произведении о событиях на Украине и в Донбассе, куда Лимонов тоже ездил не раз, он написал с каким-то вдохновенным восторгом: «В какие времена живем! Рушатся границы старой Европы волею восставших народов. Победа будет за нами!».
А вдруг опять напророчит?
Людмила Лаврова