Интервью с Алиной Весновой, молодой художницей, осваивающей современные технологии цифровой живописи, но пишущей свои картины традиционными способами

Ты профессионально училась живописи?

В архитектурном университете в Нижнем Новгороде преподавали основы композиции, это было не настолько утилитарно, как может показаться. На самом деле нас учили полноценно писать и понимать, как устроена картина. Видеть ее, можно сказать, фактическими слоями. Так что школа у меня есть, хотя тогда все это и казалось побочным умением…

Вышло наоборот?

Не скажу, что вышло. Но архитектурой я ближайшее время заниматься точно не буду. Хотя, надо признать, это одна из немногих интегральных профессий, развивающих кругозор от классического рисования до сложных инженерных и математических компьютерных программ. Это правда очень разнообразное образование, дающее предпосылки для многих направлений, которыми ты дальше можешь пойти. 

На сегодня картины мне ближе и притягательнее, чем здания.

Архитектура не вырождается, по твоему мнению, в бесконечное тиражирование шаблонов? В технику копирования и одномерный однообразный расчет, утрачивая свою вдохновенную составляющую?

Домов стало больше, оттого и шаблонные технологии численно в большинстве. Но это не значит, что современная эпоха не рождает шедевров. Есть и шедевры, и свободные художники, не зависимые от жестких условий государственного или коммерческого заказа.

То есть писать дома, как картины, можно и сейчас. Гауди совсем недавно «рисовал»целыми кварталами, парками. И это могло быть ущербно и совсем неэффективно с финансовой точки зрения. Зато Барселона как единое видение выстроена так, что приоритетным для ее композиции является вид с неба. Взгляд не туриста сбоку, а ангела сверху. Так строились самые древние города. Поэтому однообразно ругать современность за уход от творчества мне кажется неправильным.

Зато в любую эпоху и поденщины, и откровенной халтуры хватало. Массу таких лишних архитектурных объектов просто снесла история. И не так уж она была неправа, выходит. Хотя и непреклонна.

Свой дипломный проект в университете ты собиралась делать как колумбарий, отчего такой выбор?

На самом деле не вышло, но идея такая и правда была. В этом увидели вызов, стеб какой-то, но задумка была на пределе серьезности. Кремация в современном мире связана с лайт-похоронами, есть в ней что-то поспешное, недосказанное, чуть ли не примат технологии над бытием. 

Утилитарность в ней да, есть. Но все так только на первый взгляд.

Я серьезно изучала эту тему, у меня даже обстоятельная статья есть (на сайте Алины она так и называется «Под землей заснем Или гори оно огнем»?), вдохновленная в том числе мнением диакона Кураева. Мне лично они показались сентиментальными, но совсем не метафизическими. Кремация не модное поветрие, а возрождение на новом этапе античного отношения к Смерти. Она присутствует в исходных кодах практически любой цивилизации, включая нашу собственную. И несет в себе больше символьных значений и религиозных отсылок, чем привычный у нас обряд погребения. 

Ну, запретил ее когда-то Карл Великий — а кто он, собственно, такой и насколько значимо для истории мгновение, прошедшее со времен Карла Великого?

В колумбарии можно воплотить тень таких доисторических примет?

Именно. Не обязательно же он должен быть фабрикой смерти. Нет никакой отдельной фатальности у колумбария. Как и все современные архитектурные задумки, он может быть и бездарной штамповкой, и внезапным шедевром, пронзающим время и сердце. Сумма технологий не делает современность какой-то обособленной эпохой. Людям просто необходимо чувство меры. Людям, и архитекторам в первую очередь.

О чем твои картины? Можно ли причислить их к какому-нибудь известному жанру?

Они про жизнь на пересечении многих миров. В том числе и этого, привычного нам. Не возьмусь за определение жанра, но с самого начала я рисовала больше какие-то мглистые пространства, замки, башни, в которых, как мне сказали мои учителя — «что-то вот-вот должно произойти». То есть пространство за секунду до вспышки спички или молнии. 

Хотя действительно, я одно время профессионально делала декорации для театральных постановок. Наверное, чтобы убедиться: все, что я раньше писала, по жанру было декорациями. Даже если и не для театра.

Теперь для меня картина это как ось, спираль действия. Они ожили персонажами, они, скорее, стоп-кадры художественного кино. Бывает, они насыщены несколькими событиями одновременно. И для меня это новый этап — ловить мгновения стремительно разворачивающихся событий. Неистовых трансформаций, фантастических пробуждений, гуляний по стене между бытием и небытием. 

Ты, скорее, говоришь о своих «больших» картинах. А как же комиксы про минипигов, забавных зверей, поглощенных своими проблемами, страстями, разочарованиями, так напоминающими человеческие?

А они практически все тот же мир, только с другой стороны. Цикл про минипигов не вполне комикс, скорее каждая картинка — сюжет из стиха, обычно двустишия. И их проблемы не так уж напоминают человеческие. В минипигах намного меньше рефлексии и больше детской непосредственности, они воплощают «здесь и сейчас» и неспособность жить ожиданиями. Ты придумал свою мечту — и немедленно, любой ценой, осуществляешь ее. Пусть даже мечты у них иногда пронзительно просты. Но переживают они их с героикой и драматизмом самого «взрослого» мира. Декадентам не снилось.

При этом минипиги, конечно, повод улыбнуться и соотнести проблемы взрослых людей, о которых непременно надо с серьезным видом потрындеть, с драмами и достижениями маленьких упрямых сознаний, которым трудно не сочувствовать. Даже если и — свысока.

Твои «цветные» картины намного трагичнее. Хотя бы та огненная птица, разламывающая человеческую грудную клетку, чтобы вырваться на волю.  Достаточно мрачное видение, не согласна? 

Там бывают самые разные ситуации; все, что я могу сказать, так это то, что с людьми такое иногда случается. И комические проблемы, увенчанные невидимыми улыбками существ, смотрящих с высоты, и космические, и даже птицы, вылетающие из человека с необратимыми для него последствиями. 

Человек так озабочен своим образом и впечатлением, которое производит… Но ведь может оказаться, что все это время он был всего лишь не лучшим пристанищем, клеткой для нетерпеливой птицы. И искусные умельцы — они ведь многое могут. В том числе и будить таких птиц. И звать их лететь дальше. 

Ничего нового. Картины — окна, в которых можно увидеть разное. Наш поезд проезжает и загадочные, и заурядные станции. Оттого контрасты, без которых тоже никуда. В одном вагоне могут довольно сопеть минипиги, укладываясь спать. А в другом — печальная девушка думает о неслучайной случайности смысла слов, выпавшего ей, как решающая комбинация в карточной игре. И все они правы, раз это их жизнь.

Можно сказать, что ты реалист? Или мистический реалист?

Не знаю. Если я пишу то, что вижу, то, наверное, реалист. Я не выдумываю, я стараюсь скорее зарисовать увиденное — с разной степенью успеха. И для меня реалистические картины — живые картины. Как окна, через которые можно всматриваться в Иное. Как колодцы, в которые можно спускаться беспечным или бесстрашным сталкерам. 

Или так — очевидные тайны, которые не дальше расстояния вытянутой руки!

                                Интервью: Дмитрий Сергеев

Тэги: современные технологии в живописи, архитектура, смысл искусства, интегральные профессии