Памяти игумена Андроника (Трубачёва)

Отошли в прошлое сороковины по игумену Андронику. Душа его влилась в непостижимое светозарное Божье торжество. Нам же, все еще тянущим лямку земной юдоли, необходимо уяснить хотя бы часть, им свершенного. 

Ушел человек не просто образованный, а по-настоящему – по-старинному – просвещенный (почти забытое качество). Потеря невосполнимая!

Его научная, издательская, культурологическая деятельность дана нам и в наследство, и в поучение. Здесь слово «деятельность» наполнено подлинным смыслом самобытного строгого подвижничества, знающего границы своих возможностей и подчиненного кругу своих интересов. Он, кажется, всегда следовал совету своего прадеда Александра Ивановича Флоренского: «…всякий общеизвественный деятель, и даже всякий деятель даже в науке, должен быть односторонен, в крайней степени фанатик, чтобы быть силой. Человек, слишком широко смотрящий на жизнь, может быть и очень мудр, но бессилен как деятель».

Игумен Андроник нес послушание секретаря Синодальной богослужебной комиссии, с 1989 года являлся доцентом Московской духовной академии и семинарии, где преподавал нравственное и пастырское богословие, Священное Писание Нового Завета, патрологию. Его лекции, как, впрочем, и проповеди, раскрывали в нем фундаментального и страстного ученого по призванию, а не по степеням и званиям, ныне практически дискредитированным. Все, им написанное и сказанное, несло печать энергичной одаренности, умевшей простым языком выразить глубокую мысль. Это подкупало любую аудиторию, сразу и безоговорочно доверявшуюся духовно полезным суждениям отца Андроника. 

Почил великий молитвенник, сила слова которого творила те чудеса подвижничества, которые в раннехристианские времена позволили Церкви Христовой объять весь мир. 

В 1990 году Патриарх Алексий назначил 38-летнего игумена наместником только что возвращенного Церкви Валаамского Спасо-Преображенского монастыря. И тот не подвел: сразу закипела работа по восстановлению трех скитов, двух храмов и кельи игумена Дамаскина (Кононова), длительному (с 1832 по 1881 год) настоятельству которого великая обитель обязана своим расцветом. 

Однако главное достижение отца Андроника не в реставрации внешнего благолепия Валаамской святыни, а в созидании ее внутреннего – духовного – содержания. Соборы братии, неукоснительное исполнение послушаний, возрожденный строгий устав, ежедневные богослужения, обязательные для всех иеромонахов проповеди – все это ввел в монашеский обиход наместник. Ему удалось позаимствовать у Военно-морского флота России несколько кораблей для своей «монастырской флотилии». Он организовал Паломническую службу и основал Издательский отдел, где сказался его 14-летний опыт работы в Издательском отделе Московской Патриархии под руководством митрополита Питирима (Нечаева). Столь великолепная редакторская школа, помноженная на личную целеустремленную любовь к церковной книжности, практически все решила в жизни игумена. 

Игумену Андронику потребовалось лишь два с половиной года, чтобы поднять Валаамский монастырь на подобающую Северному Афону высоту. 

«Промыслом Божиим устроилось так, что этот человек сыграл определяющую роль в моей жизни, – вспоминал начальник Валаамского подворья в Москве игумен Петр (Романов), постриженный в монашество отцом Андроником. – Все свои дарования и энергию души он направил на создание духовного и культурного климата возрождающейся обители. Особенно следует отметить огромный вклад игумена Андроника в восстановление музыкально-певческой культуры Валаама. Будучи сыном церковного композитора, много писавшего для хора Троице-Сергиевой Лавры, он очень внимательно относился к выбору богослужебных песнопений, ориентируясь на древние распевы как в оригинальном звучании, так и в обработке. В период его игуменства на основании возрождения древнего валаамского распева стал формироваться современный валаамский обиход, который теперь является настоящим сокровищем Северного Афона.

Все, с чем отец Андроник сталкивался в жизни, он осмысливал с христианской точки зрения. Талантливый и хорошо образованный человек, он легко находил общий язык с людьми из разных сфер культуры и искусства. Мне он как-то в свое время сказал, что признак духовного движения в человеке – либо культурность, либо святость.

Выросший в православной семье и с детства впитавший традиционную церковную культуру, игумен Андроник и монастырь обустраивал как единую семью. Так, например, он говорил, что ему бы хотелось, чтобы пища в трапезной для братии была домашней, а не такой как в столовке».

Мирская судьба Александра Сергеевича Трубачёва непринужденно переступила через комсомольскую юность, преодолела хулиганистый норов заядлого спартаковского болельщика, шагнула навстречу серьезному образованию в Историко-архивном институте и к тридцати годам свершила главное – вернула в лоно духовного звания, предначертанного ему недюжинными предками. Послушный завету дедов – священномучеников Павла Флоренского и Зосимы Трубачева, он к тридцатому году жизни окрылился монашеским служением, чтобы сосредоточенно, с академическим подходом осознать, осмыслить их путь. 

Правда, поначалу отец Андроник принялся за изучение житий преподобных Зосимы и Савватия Соловецких. Но, прислушавшись к родственному совету, целиком переключился на изучение и издание работ Павла Александровича Флоренского. Его комментарии к творениям великого мыслителя и энциклопедиста ХХ века сами по себе являются беспрецедентным научным трудом. Поэтому досужие разговоры о «внуке, всем обязанном своему собственному деду», разбиваются в пух и прах о глубину исследовательской работы ученого монаха. Да и какое это счастье – иметь волю и склонность к реализации своей «обязанности» – продолжить дело предков.

Собственно, постижению творческого наследия Флоренского и отдался целиком отец Андроник, о чем свидетельствуют его кандидатская диссертация, защищенная на кафедре основного богословия Московской духовной академии, учрежденные и возглавляемые им Музеи священника Флоренского в Сергиевом Посаде и Москве, Центр изучения, охраны и реставрации наследия Павла Александровича. Принял он участие и в создании Дома-музея Андрея Тарковского в селе Завражье Костромской губернии. Это чудесное волжское место, которое с XV столетия здравствует под небесным покровительством святого старца Макария Унженского, родина не только великого режиссера, но и одной из ветвей родословного древа Флоренских. 

Именно сейчас, когда снят траур по отцу Андронику, я испытываю пронзительное желание вспомнить общение с ним – насыщенно-краткое, откровенно-конструктивное, какое только и возможно с монашествующим. 

Все началось в 1994 году, когда Иван Голицын доверил мне рукопись своей бабушки,  художницы Н. Я. Симонович-Ефимовой об отце Павле, с которым она и ее муж – скульптор И. С. Ефимов – дружили много лет. Своеобразный дневник Нины Яковлевны, дословно передающий беседы с Флоренским и размышления о его неповторимой личности, буквально пленил меня и дал богатый материалам для трех публикаций в «Музыкальной жизни», «Литературной» и «Общей» газетах. Следом я написала еще статью о сестре религиозного философа – Раисе Александровне.   

Вот таким образом я познакомилась с внуками отца Павла – искусствоведом Марией Сергеевной Трубачёвой и ее братом – игуменом Андроником. Несколько раз была в их родовом «гнезде» в Сергиевом Посаде еще до того, как дом Флоренского получил статус музея. 

Помню простую старинную – обжитую – гостиную, стол под абажуром, тихую беседу. Из соседней комнаты раздается голос уже редко встающей с постели дочери Флоренского Ольги Павловны. 

–  Саша, – зовет она сына. Конечно, для нее он – Саша, а не Андроник. В 1918 году к ней, полугодовалой, в своем дневнике обратилась мама Анна Михайловна, рожденная Гиацинтова: «Ничего особенного я от тебя не требую – будь тиха, кротка, нежна и послушна». Кажется, Мария и Александр нравом да лицом пошли в бабушку и маму. Их облик совершенно не озабочен собой, а потому безыскусно хорош. 

Ранней осенью 1997 года мы обсуждали программу задуманного нами концерта, посвященного памяти Флоренского и Всех новомучеников и исповедников российских. Открывать ее должен был хор Троице-Сергиевой Лавры и Московских духовных школ под руководством великого регента архимандрита Матфея (Мормыля). Но тот постоянно ссылался на плохое самочувствие и держался уклончиво. Не подействовало на него даже благословение Патриарха и личная просьба протопресвитера Матфея Стаднюка. Со мной отец регент вел бесконечные телефонные разговоры, как говорится, «за жизнь», благо, что у него в келье стоял отдельный аппарат. Но с положительным ответом медлил.

Вот тогда-то за дело принялся отец Андроник. Встретились мы в одном из академических залов. Разговор вышел на славу, достойный пера всех наших классиков. Игумен излагал суть программы, составить которую помогла доктор искусствоведения Марина Павловна Рахманова. Архимандрит твердил о своем никудышном здоровье. Первый не поддавался жалобам второго, будто не слышал его стонов и продолжал толковать о порядке песнопений. Длилось это культурологическое «тяни-толкай» около часа. В конце концов, отец Матфей втянулся в обсуждение, увлекся, загорелся и дал твердое согласие на участие в концерте. Да, игумен умел настоять на своем и добиться успеха в самом, казалось бы, безнадежном деле.   

Отец Андроник повел меня в трапезную Академии, чтобы отметить победу. Монастырский хлеб, скитской мед, особый травяной чай были поистине божественными. Ну, а беседа с игуменом, его постоянные и непередаваемые реплики в адрес сидящих поблизости студентов, вообще, незабываемы. То была совершенная «партитура» смыслов, образов и интонаций. 

8 декабря 1997 года, в день трагической кончины Павла Александровича Флоренского, в столице открылся его Музей-квартира на улице Бурденко, а вечером в Концертном зале им. П. И. Чайковского состоялось грандиозное музыкальное действо, на котором присутствовал Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Лишние билеты спрашивали уже на платформе станции метро «Маяковская». Около здания филармонии была ужасная толкотня. Нам никак не удавалось провести Его Святейшество через столпотворение у служебного входа. Отцу Андронику пришлось буквально выбить вторую дверь.

Концерт удался на славу. Хор был в ударе. Вдохновенно регентовал архимандрит Матфей. Блистательно солировал протодиакон Николай Платонов. Они представили двенадцать песнопений Русской Православной Церкви из служб об усопших А. Д. Кастальского, Г. Ф. Львовского и диакона Сергия Трубачёва. Кондак «Днесь новомученикам российским» (греческого распева) исполнили дважды. Получился подлинный «Русский реквием», который словно корреспондировал шедевру христианской культуры «Реквиему» Моцарта – любимому произведению Флоренского, данному во втором отделении Камерным оркестром Российского Национального оркестра и Московским Государственным академическим камерным хором, под общим управлением народного артиста СССР Владимира Минина. 

Между этими произведениями ведущие солисты Большого театра России и Московского театра «Новая опера» исполнили «Фантазию и фугу для органа, до минор» И. С. Баха, «Псалом № 140. “Господь, к Тебе взываю”» для сопрано, арфы и органа С. М. Ляпунова, а также премьеру вокального цикла М. М. Ипполитова-Иванова «Семь псалмов царя Давида» для меццо-сопрано и арфы.     Фото Буклет компакт-диска с записью Концерта памяти П. А. Флоренского     

Все номера как нельзя более соответствовали замыслу мемориальной программы. Артисты очевидно осознавали исключительность повода, собравшего их в тот вечер, и подняли свое выступление на высочайший уровень. Потому концерт явился незабываемым событием в культурной жизни Москвы.

         Патриарх Алексий II с особым вниманием отнесся к торжеству в память отца Павла Флоренского. Через десять лет, в 2007 году, Первосвятитель отметил в специальном обращении:

«Необычайна разносторонность талантов и творческих интересов этого российского энциклопедиста ХХ века. Начав свой творческий путь с выдающихся богословских сочинений, он затем обратился к познанию путей Божественного Промысла в материальном мире и в истории человеческой культуры. Многочисленные публикации и исследования церковных и светских ученых всего мира свидетельствуют о том, что жизнь, личность и творчество о. Павла имеют общекультурное и общецерковное значение. 

         Творчество священника Павла Флоренского опровергает известное представление о мнимой несовместимости духа научного исследования, с одной стороны, и христианского миропонимания – с другой. Ложное противопоставление разума и веры, получившее наибольшее развитие в эпоху Просвещения, нанесло немалый ущерб как научному сообществу, так и Церкви, а в итоге – всему человечеству. Убежден, что в XXI столетии диалог веры и науки не только будет успешно развиваться, но и ляжет в основу обновленного, целостного мировоззрения. И вклад нашего выдающегося соотечественника, верного сына Церкви священника Павла Флоренского в формировании такого мировоззрения не может быть забыт…

Да послужит жизненный подвиг священника Павла Флоренского поучительным примером верного служения Церкви и отечеству, залогом возможности и необходимости добрых отношений между наукой церковной и светской, залогом согласия веры и разума!»   

Раскрытие сути творческого подвига отца Павла стало делом жизни игумена Андроника. В 2022 году первому исполнится 140, а второму – 70 лет. Если бы не каток истории, они могли бы встретиться во времени, ведь в 1952 году, когда родился Саша Трубачёв, его деду исполнилось бы всего 70 лет. Но оба не дожили до этого возраста…

Круг жизни отца Андроника свершился безукоризненно. В 1908 году отец Павел был удостоен Макариевской премии за труд «Столп и утверждение истины». Ровно через столетие его внук тоже получил премию памяти митрополита Макария – за шеститомную монографию «Путь к Богу. Личность, жизнь и творчество священника Павла Флоренского». Он закончил издание этой беспрецедентной по замыслу и воплощению работы, опубликовал отдельной книгой свое исследование «Русская духовность в жизни преподобного Сергия и его учеников» и – упокоился.

После смерти отца Андроника, его двоюродный брат Павел Васильевич Флоренский горестно воскликнул: «Кто придет на его место, равный по церковности и способностям, по воле и по порядочности, я пока не знаю. А там, где пахнет деньгами, сохранить все эти качества ох как трудно!»

Вечная память!                                                                                                                                                                                            

Ольга Ковалик