Стратегический интерес Индии всегда предпочитал долгосрочное партнерство тактической выгоде. 

В этом смысле внешнюю политику Дели принято считать выдержанной, просчитанной и консервативной; даже смена правящей партии (а для Индии это всегда была не техническая процедура, а исторический поворот; ее партии отличаются больше, чем принято отличаться) редко вносила ощутимые коррективы во внешнеполитический курс. Индия по-прежнему ставила на большие цели и долгосрочные стратегии.

Что объясняет многое и даже больше, чем многое… С середины XX века таких целей было три. 

Первая — национальная ядерная программа, позволяющая стране самостоятельно попасть в число ядерных держав. 

Вторая — суверенитет над Кашмиром, самая значительная часть которого была присоединена в 1947 году. Для индийской стороны в произошедшем нет поводов для обсуждения, однако до сих пор кашмирская тема остается и формальной, и фактической подоплекой конфликтных разногласий как с Пакистаном, так и с внутренней мусульманской оппозицией. Только в 2019 националистическое правительство партии Бхаратия Джаната лишило Кашмир статуса штата — все это подтверждает, что тектонический потенциал проблемы не исчерпан и спустя полвека. С другой стороны, только нынешнее руководство продемонстрировало, что обладает необходимым набором решительности и готово действовать,  несмотря на любые осложнения, не отступаясь от поставленных целей. Прошлые руководители слишком часто ставили на урегулирование, примирение, согласование и прочие имитации решения вопроса. И тем не менее Кашмир остается внешнеполитическим раздражителем и, соответственно, поддержка Индии в этом вопросе будет ключевой для возможности любого партнерства. 

Третья — роль сверхдержавы Восточной Азии, противостоящей в этом качестве Китаю и Пакистану. В 1971 году при военной и политической поддержке Дели получил независимость Бангладеш, до того бывший Восточным Пакистаном. Позже Индия стала активно доминировать на Шри-Ланке, создавать свою зону влияния в регионе, что стало дополнительным плацдармом для противостояния с КНР. Китайцы, кстати, десятилетиями последовательно оставались союзниками Пакистана, также поддерживая его в военном противодействии Советскому Союзу в Афганистане в восьмидесятых. 

Логика СССР неслучайно оставалась про-индийской: в уже упомянутом семьдесят первом Москва и Дели заключили договор о дружбе и сотрудничестве, положивший начало большому стратегическому партнерству. Не только историческим по масштабу продажам вооружений, но и солидарной политике. И Москва, в отличие от стран Запада, безоговорочно поддержала позицию Индии по гражданской войне в Бангладеш. Соединенные Штаты в то время прямо и демонстративно игнорировали призывы премьера Индиры Ганди использовать свое влияние на Пакистан для предотвращения его военных операций на востоке Бенгалии. Но Пакистан был важен Ричарду Никсону как «ключевой посредник» в его главной геополитической игре — заключению фактического союза с коммунистическим Китаем.

Впрочем, не только в вопросе Бангладеш Индия получила советскую безоговорочную поддержку. После первых индийских ядерных испытаний американцы отреагировали вызывающе враждебно, и их давление на Индию откровенно вышло за рамки хорошего дипломатического тона. Однако советский МИД неоднократно подчеркивал, что ядерная программа Дели имеет исключительно мирный характер (сейчас, после 1998 года, мы уже знаем, что это было не так — но тем значительнее видится выраженная тогда солидарность). 

И, наконец, Кашмир. Китай и США неоднократно осуждали индийскую позицию, обвиняли индийцев в агрессии и недопустимом поведении. Но советские представители последовательно, в 1957, 1962 и 1971 накладывали вето на резолюции Совета безопасности о вмешательстве ООН в этом индийском штате. 

Индия также поддерживала Советский Союз по всем стратегическим вопросам, даже несмотря на свое участие в Движении неприсоединения, по идее означавшее демонстративную непричастность к разногласиям сверхдержав. Но на деле она принимала деятельное участие в их противостоянии, и всегда — в однозначном смысле. 

Однако никакие альянсы в политике не могут претендовать на перспективы, если за ними не стоит мировоззренческое единство или хотя бы взаимопонимание. Для отношений Дели и Москвы примечательно, что их ситуативный союз никак и никогда не означал идейной близости. Даже несмотря на то, что в свое время Джавахарлал Неру, первый премьер Индии, говорил, что считает Индию некапиталистической, даже отчасти социалистической страной. Ясно, что для Бхаратия джаната установки в этом вопросе принципиально иные.

Но не только у нее. Как признается бывший посол Индии в РФ (с 1992 по 1998) Ронен Сен, страна, имеющая общие с Индией ценности и взгляды — Соединенные штаты, однако их собственная политика в прошлом не признавала этого факта. Только ожидания, говорит он, «были выше с обеих сторон».

Индия — парламентская демократия западного типа. Страна, последовательно реализующая британскую политическую систему, что не только остается неизменным с самого начала ее современной истории, но и не подвергается сомнению ни одной из значимых политических партий. Даже коммунистами, для которых когда-то принятие такой системы стало рубежным и драматическим этапом. 

Индия занимала первое место в мире по популярности Доналда Трампа — здешние его показатели намного превосходили американские. А его визит в Индию в прошлом году местная пресса называет феноменальным — ни один мировой лидер и близко не вызывал здесь таких восторженных эмоций. Не только в столице — в родном штате премьера Нарендры Моди Трампу устроили овацию 100 000 индийцев на огромном стадионе, в то время как толпы других жителей Ахмедабада заполнили все подходы к нему. 

Что показательно, но не фундаментально. Фундаментально же то, что нынешний индо-американский политический формат «самых существенных», по определению индийского правительства, отношений был заложен задолго до того. И совсем другой администрацией. 

В 2006 году Джордж Буш-мл. подписал в Дели большой пакет соглашений с тогдашним премьером Манмоханом Сингхом. Преимущественно о следующем.  

Соединенные Штаты официально и безоговорочно признали Индию ядерной державой и сняли требование ликвидации ее ядерного потенциала. Более того, изначально американский план предусматривал отказ от модернизации и дальнейшего наращивания такого потенциала, но,  вследствие неготовности индийцев поступаться в этом вопросе хоть чем-то,  такое предложение также было снято.

Аналогичного жеста в отношении Пакистана не последовало. Скорее даже наоборот. Выступая через несколько дней в Исламабаде, Буш сказал, что условия в Пакистане «другие».

Индийцы также добились признания их права на два типа ядерных объектов. Военные стали зоной «международно признанной секретности». Гражданские открылись для инспекций МАГАТЭ. США одновременно одобрили передачу Индии новых технологических разработок и ядерного топлива.

Тем самым были заложены основы для нового расклада сил в Восточной Азии. Уже потом возникает четверка QUAD (четырехсторонний договор по безопасности – США, Япония, Индия, Австралия, 2007 г.- прим. ред.)  и линия Движения неприсоединения сменяется на стратегию военного сотрудничества Штатов, Австралии, Индии и Японии. При этом в документе об основании союза, принятом на военных учениях индийских ВМФ в Малабаре, специально подчеркивается, что речь идет о блоке «исключительно демократических стран».

Возможности двух «миллиардников», Индии и Китая, в нынешнем веке значительно возросли. Вырос и потенциал их конфликтности. Это уже не простое региональное соперничество, скорее цивилизационный конфликт. А от них по определению нельзя оставаться в стороне, особенно после недавних кровавых столкновений на индо-китайской границе. Близкие отношения Москвы и Пекина (и как следствие — Москвы и Исламабада, что проявляется даже в таких дипломатических нюансах, как отказ от участия Индии в недавних московских консультациях по Афганистану) исключают возможность взаимопонимания с Дели по существу (при этом в рамках программы Моди о диверсификации закупок вооружения российские контракты останутся в силе). 

Антикитайская линия США, подтвержденная администрацией Байдена на Аляске во время встреч с представителями КНР, создает противоположные возможности.                                                                                                                                                                                                                                                                                     

Сергей Дунаев