«…если вы мошенник с размахом, рынок искусства открывает для вас сегодня обширное поле деятельности…»

Новость, которую не без смущения комментируют американские издания: сын президента Джо Байдена, Хантер, вообще доставляющий папе много хлопот — со своей многолетней наркозависимостью, секс-скандалами и коррупционными сделками, неожиданно заявил о себе, как о модном художнике. Хантер обзавелся личным агентом, которым стал галерист Жорж Бержес, а его художественные работы уже выставлены на продажу по скромным ценам от 75 до 500 тыс. долл. каждая.

Люди, имеющие отношение к искусству, затеи Байдена оценивают, мягко говоря, скептически. Так, профессор искусств в Колледже искусств Мэрилендского института, Джеффри Кадлин, сдержанно отмечает «зарождающийся талант», хвалит Хантера за увлечение (хобби) и оценивает полотна начинающего художника от от 850 до 3000 долларов. А на вопрос: сколько во всем этом от самого искуства? — отвечает: это самый простой вопрос — ничего. Бывший главред журнала Modern Painters Скотт Индрисек называет творчество Байдена «эстетикой гостиничного арта».

В общем, с творчеством здесь все более-менее понятно. С финансовым чутьем Хантера Байдена тоже. Байден-младший, что называется, нащупал жилу. Учитывая, что всё так называемое современное искусство, как бизнес-проект с мощным пропагандистстким месседжем, является идеальным коррупуционным механизмом, позволяющим проворачивать множество замечательных вещей. Так, например, покупка произведений искусства не облагается налогами, вложение денег в искусство может проходить как благотворительность, и так далее. В общем, если вы мошенник с размахом, рынок искусства открывает для вас сегодня обширное поле деятельности.

Всё современное искусство является, в сущности, сговором между галеристами, промоутерами и большими деньгами, которые на вершине своей составляют единое целое. Символом чего служит, например, Центр современного искусства Рокфеллера в Нью-Йорке.

Прекрасно понимая всё это, люди отвечающие за этику в Белом доме напряглись. Так бывший главный юрист Белого дома, Ричард Пейнтер, заметил осторожно, что затея Хантера открывает возможность разномастным лоббистам и иностранным правительствам покупать «искусство» Хантера, пытаясь снискать расположение президента. То есть, сынишка Байдена открыл таким образом идеальный коррупционный портал.

Стремясь погасить расширяющийся скандал, чиновники Белого дома спешат уверить общественность, что разработанные правила позволяют хранить детали продаж в секрете, в том числе от самого художника. Но едва ли можно кого-то этим успокоить.

Скажем еще пару слов об искусстве.

Вообще, еще каких-то шесть десятков лет назад подобная ситуация была бы попросту невозможна в силу того, что искусством тогда называлось нечто иное, и, чтобы заявить о себе как о художнике, вам, по крайней мере, потребовалось бы профессиональное образование. Излишне говорить, что никакого образования у Хантера Байдена нет. Сегодня этого и не требуется. Чтобы стать продаваемым художником, достаточно чтобы в вас ткнул пальцем куратор, обладающий достаточным «водоизмещением» на рынке искусства и назвал цифру.

Когда же случилось столь радикальное изменение дискурса?

Вот тут начинается интересное. В 1947-м г. организованную Госдепом выставку «Развитие американского искусства», посетил президент Трумен. Это была в сущности первая выставка абстрактного искусства столь высокого уровня, которая к тому же должна была отправиться в международное турне. Однако случился скандал. Трумен был совершенно шокирован увиденным: «Если это искусство, то я готтентот», заявил он. Другой консервативный конгрессмен сказал: «Я просто тупой американец, который платит налоги за такого рода мусор». Турне было отменено.

Интересно, однако, другое: кто за организацией выставки стоял?

«На протяжении многих десятилетий в художественных кругах ходили слухи, что ЦРУ использовало американское современное искусство — в том числе произведения таких художников, как Джексон Поллок, Роберт Мазервелл, Виллем де Кунинг и Марк Ротко — как оружие в холодной войне. Теперь это стало подтвержденным фактом», писала в обширной статье в «The Independent» американская исследовательница Ф.Сондерс в 1995 году.

В 2000-м исследовательница выпустила масштабную книгу «ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт Холодной войны» (в 2013-м книга была переведена на русский язык), в которой тщательно исследует эпоху тотального внедрения «современного искусства» в сознание обывателя. Стоит отметить также книгу Питера Колмана с говорящим названием «Либеральный Заговор: Конгресс за свободу культуры и борьба за Разум Послевоенной Европы» (Нью-Йорк, 1989). Эти книги являют довольно исчерпывающее описание происходившей в эти годы «культурной революции». И, главное, ее центрального куратора.

Чем было в те годы ЦРУ, и чем, в сущности, остается сегодня? Эта крайне своеобразная организация, мало чем напоминающая респектабельное и патриотичное ФБР, было сформировано после Второй мировой войны на основе Управления Секретной Службы, действовавшего с 1941 по 1945 гг. Последнюю американский обозреватель Дрю Пирсон назвал «одной из самых причудливых компаний, какую только видел Вашингтон, состоящую из дипломатов-дилетантов, банкиров с Уолл-стрит и детективов-любителей». Пирсон называет организацию не столько госуправлением, сколько закрытым элитным клубом, укорененном «в самых влиятельных учреждениях и семьях Америки». То есть – той же семьей, кланом, мафией. В УСС, например, служили оба сына Дж. П. Моргана, Рояль Тайлер, будущий глава парижского отделения Всемирного банка, представители семейств Вандербильт, Дюпон, Арчбольд (Стандарт Ойл), Райэн, Уэйл (универмаги Мэси), другие семьи крупнейших банкиров.

Понятно, что в деньгах ЦРУ особо не нуждалось. Как, впрочем, и в чрезмерной опеке государства. Это было своего рода государство в государстве, настоящее тайное общество, созданное для проведения не национальных, но наднациональных и надгосударственных интересов. Помимо банкиров, в этот закрытый клуб входили сонмы коммерсантов, издателей, голливудских продюсеров, писателей (близки с УСС были, например, Сент-Экзюпери, Оруэлл и Хэмингуэй, сын которого, Джон, также служил в УСС) и прочие важные персоны, ответственные создание и поддержку культурного кода нации.

Атмосфера этого клуба была своеобразной настолько, что в 1945 Трумен распустил его, саркастично заметив, что не хочет иметь дело с «новым гестапо» в мирное время. Однако через два года, в 1947-м, «гестапо» было восстановлено уже под именем ЦРУ. Так же, как и УСС, ЦРУ рекрутировало в свои ряды членов «Лиги плюща», и строилось по принципу масонского клуба, в котором высший градус получали люди «своего круга».

Центральной же и настоящей задачей ЦРУ становился не столько «сбор разведывательной информации», как явствовало из ее названия, сколько смена культурного кода традиционного американца и западного европейца.

В апреле 1966 года газета The New York Times опубликовала серию сенсационных разоблачительных статей, из которых явствовало, что на протяжении более чем пятнадцати лет ЦРУ финансировало десятки культурных журналов по всему миру, создав мощную сеть влияния на умы и пропаганды леволиберальных ценностей.

В центре этой работы находился основанный в 1950-м г. «Конгресс за свободу культуры», активное участие в работе которого принимали будущие неоконы и семья «Нью-Йоркских интеллектуалов», группировавшиеся вокруг журнала Partisan Review. «Конгресс» стал настоящим «Министерством культуры Америки», финансируемым ЦРУ, результат работы которого – тотальный разгром классического искусства и культуры – мы и видим сегодня вокруг себя.

Все активные годы деятельности «Конгресса» его возглавлял Майкл Джосселсон, эмигрант из восточной Европы. Непосредственно над превращением Конгресса в постоянно действующую организацию работал Джеймс Бернхэм, старый троцкист, друг Макса Шахтмана, одного из лидеров IV-го троцкистского интернационала и духовного отца современного неоконсерватизма.

По своей структуре Конгресс оказался зеркальным отражением Коминформа (даже названия отделов были те же): «наше Политбюро», как называли его руководители. Главной целью проекта стала пропаганда леволиберальных ценностей: предполагалось, что европейских левых нельзя переделать, но можно сдвинуть к центру. На этой фундаментальной идее и развернулась самая, наверное, масштабная в мировой истории культурная экспансия.

«Нравится им это или нет, знают они или не знают, было очень мало писателей, поэтов, художников, историков, ученых, или критиков в послевоенной Европе, чьи имена не были каким-то образом связаны с этим тайным предприятием», писала Френсис Сондерс.

Одной из первых операций ЦРУ этого рода и стала выставка «Развитие американского искусства», о которой мы говорили выше.

Сделав выводы из первой неудачи, ЦРУ стало действовать осторожней, через созданное здесь же «Отделение международных организаций» (IOD).

«Если в Америке и было тогда какое-либо официальное учреждение, которое могло привечать собрание ленинцев, троцкистов и алкоголиков, составляющих Нью-Йоркскую школу, так это было ЦРУ», замечает Ф.Сондерс. Поскольку перемещение и экспонирование масштабнейших выставок абстракционизма с их необъятными полотнами было весьма дорогостоящим, в игру были вовлечены крупнейшие банкиры и музеи, такие как Нельсон Рокфеллер и его Музей современного искусства в Нью-Йорке.

Большой сторонник абстракционизма (который он называл «свободным предпринимательством»), Рокфеллер заключил контракт с «Конгрессом» на организацию и проведение большинства важнейших абстракционистских выставок.

Из-за враждебного отношения общества к авангарду приходилось действовать тайно, — вспоминал первый руководитель «Отделения международных организаций», Том Брэйден. — Это означало сыграть Папу для Микеланджело. Ведь чтобы признать искусство и поддержать его, нужен Папа или кто-то с большими деньгами… Вот мы и стали таким «Папой» для абстрактного искусства…».

Воистину, это была гигантская афера! Всего за двенадцать лет фронтальной атаки больших денег, музейщиков и прессы под водительством ЦРУ общественности был привит «новый вкус», мошенники под видом художников оказались великими грантами и «новыми Леонардо», а настоящая европейская и американская живопись была выброшена на помойку.

К концу 1950-х «безразмерная абстрактная акварель [стала] единственным направлением в искусстве, представленным в американских музеях, вынудив два поколения реалистов уйти в подполье и, подобно самиздату, распространять натюрморты», говорил Адам Гопник.

В 1959-м «неизвестный художник, желающий появиться в Нью-Йорке, не мог договориться с картинной галереей, если только не писал в стиле, позаимствованном у того или иного члена нью-йоркской школы», вспоминал Джон Канадей, утверждая также, что за непризнание нью-йоркской школы ему самому угрожали смертью.

Петти Гуггенхайм, вернувшись в США в 1959 году после 12-летнего отсутствия, не скрывала своего изумления: «всё изобразительное искусство превратилось в огромный бизнес-проект».

«Это как в сказке про голого короля, — подытоживал Джейсон Эпштейн. – Вы идете в таком виде по улице и говорите: «Это великое искусство», и люди из толпы соглашаются с вами. Кто встанет перед Клемом Гринбергом, а также перед Рокфеллерами, которые покупали эти картины для украшения своих банков, и скажет: «Этот хлам ужасен!»? — задается вопросом Ф. Сондерс. Как заметил Дуайт Макдональд: «Мало, кто из американцев решится спорить с сотней миллионов долларов».

Трудно с этим не согласиться. Остается добавить, что настоящим смыслом деятельности элитного клуба ЦРУ, влиятельных культуртрегеров и больших денег была не столько борьба с пресловутой «советской угрозой», сколько борьба с классическим искусством как таковым, которое было стигматизровано леволиберальным дискурсом как «фашистское».

Ровно те же методы и ровно с теми же целями те же самые люди и деньги используют и сегодня для продвижения масскульта, мультикультурализма, идеологии политкорректности, феминизма, ЛГБТ и прочей «культуры хаоса», призванной обратить классическую европейскую культуру в пепелище и положить конец европейской цивилизации в принципе.

Авангардом этого движения сегодня и является Демократическая партия. А Хантер Байден и его «искусство» — лишь красноречивая иллюстрация к сказанному.

Владимир Можегов