Весна в «Аптекарском огороде»
Запертые в городах и домах пандемией на протяжении почти двух лет, мы едва замечали смену времен года во всей её каждой раз неожиданной прелести, скорее, рутинно, с натугой. Как будто существовали отдельно от приподнятых, радостных ожиданий и чувств. Позабытых…
Нынешняя весна подобралась тихо… И, еще до конца не веря в освобождение от вредоносного поветрия, связанного со страхом смерти, запретами и ограничениями, мы вошли в весну, как из темноты в свет.
«И увидел Бог свет, что он хорош».
Сейчас, в завершении марта, самое время отвлечься от всяких проблем и суеты, взять хотя бы на час томик Михаила Пришвина, чтобы окончательно поверить: ты жив, полон надежд, и многое можно еще изменить даже в том, что казалось непоправимым…
«Январь, февраль, начало марта – это все весна света, — пишет Пришвин. — Небесный ледоход лучше всего виден в большом городе наверху между громадами каменных домов…Да, счастлив тот, кто может застать начало весны света в городе и потом встретить у земли весну воды, травы, леса и, может быть, весну человека.
Когда после снежной зимы разгорится весна света, все люди возле земли волнуются, перед каждым встает вопрос, как в этом году пойдет весна,– и каждый год весна приходит не такой, как в прошлом году, и никогда одна весна не бывает точно такой, как другая…
Так дети в Москве начинают весну, как в деревне начинают ее воробьи, потом грачи, жаворонки, в лесах тетерева, на реках утки и кулики на болотах. От детских весенних звуков в городе, как все равно от птичьих криков в лесах, мои ветхие одежды с тоской и гриппом вдруг свалились. По луговой лощине вода катилась бесшумно, только иногда встречались струйка со струйкой, и от этого всплескивало. И слушая, ожидая следующий всплеск, спрашивал я себя, отчего это? Может быть, там вверху снег, из-под которого вытекал ручей, время от времени обваливался, и это событие в жизни ручья здесь передавалось столкновением струек, а может быть. Мало что может быть! Ведь если только вникнуть в жизнь одного весеннего ручья, то окажется, что понять ее в совершенстве можно только, если понять жизнь вселенной, проведенной через себя самого».
Очарованным этой прозой, ее глубиной, как не согласиться с другим, уже далеким от нас мыслителем: «Литературная критика противна здравому смыслу: читать нужно не для того, чтобы понять другого, а чтобы понять самого себя…».
Талантливое Слово восполняет недостаточность лекарств и излечивает от большинства наших хворей.
В весне есть свои неповторимые красота и музыка, подсказывает нам Пришвин, возможность постичь замысел твоего пребывания на земле и неведомая тайная жажда, навевающая пленительные сны…
И все же кому-то в этом весеннем освобождении мира от белоснежных покровов видится только его несовершенство, грязь, обилие всевозможного мусора. Но все это ведь сотворено самим человеком, так на кого же пенять? Может, задумаемся?
Ведь чем могущественнее и своевольнее становится человек, тем он уязвимее. И более всего должен опасаться того часа, когда, подчинив себе все мироздание, он триумфально достигнет «рокового апофеоза, победы, которой не переживет»… Лишь животные, растения и диковинные насекомые, если еще останутся, отмечены приметами спасения… Стоит прислушаться к ним…К их молчанию…
Москва еще не рассталась со снегом, еще стояли морозные стылые ночи, когда в старинном университетском ботаническом саду «Аптекарский огород» открылась выставка «Репетиция весны».
У этого неповторимого уголка столицы интереснейшая история. В 1706 году по указу Петра I на тогдашней северной окраине Москвы, за Сухаревой башней, был заложен огород для выращивания лекарственных трав. Отсюда сад и ведет свою родословную.
Предполагается, что первый аптекарский огород возник в Измайлово, при отце Петра, царе Алексее Михайловиче. И подобных огородов было несколько, но все они как-то бесследно исчезли.
Для управления огородом приглашали опытных садовников и ученых-иноземцев, главным образом, из Германии. В медицинском саду не только выращивали и заготавливали лекарственные травы, готовили на месте из них лекарства, но и обучали студентов, будущих врачей. Отсюда уходили первые ботанические экспедиции по всей России… По легенде, еще при основании сада сам Петр посадил здесь три хвойных дерева: ель, пихту и лиственницу «для научения граждан в их различии»; из них последняя жива до сих пор. Крона лиственницы повреждена молнией в начале XX века, и с тех пор она почти не растет, что не мешает ей поражать посетителей
В 19 веке сад превратился в один из центров отечественной науки и стал московской достопримечательностью. Однако эта часть Москвы в 1812 год сгорела дотла. В огне погибли большая часть оранжерей, библиотека и гербарий; уцелели лишь деревья в глубине парка. В 1850-х годах была предпринята серьезная реконструкция сада с целью сделать его более привлекательным для горожан. Так сад превратился в любимое москвичами место отдыха. Как пишут на сайте «Аптекарского огорода», часть его была «отделана в английском вкусе», появилось много цветов, и «для удобства посетителя наставлены по разным местам скамейки и диваны».
На протяжении всего 19 века садом управляли видные ученые, часто оказывавшиеся людьми с немалыми организаторскими способностями. Благодаря их трудам к концу века сад стал одним из центров отечественной ботаники. Он был хорошо известен в России и за границей, а своими коллекциями мог похвастаться перед многими знаменитыми ботаническими садами Европы.
В первые годы Советской власти в стране было не до ботанических садов. Вплоть до 1930-х годов там наступил период разрухи и упадка, сравнимый по нанесенному урону лишь с пожаром 1812 года.
Вот как писал об этом уже после войны Константин Игнатьевич Мейер, директор сада с 1940 по 1948 год: «Угроза замерзания не раз нависала над оранжереями… К весне 1920 года все заборы, окружавшие Ботанический сад, оказались разобранными окрестными жителями, и сад превратился в проходной двор, от чего весьма пострадали все насаждения… Впрочем, ограждение сада скоро удалось восстановить, но оранжереи, равно как и культуры открытого грунта, остались в прежнем состоянии. Большинство этих культур было уничтожено, и в голодные годы на их месте разводились овощи. Деревянные перекрытия [оранжерей] быстро сгнили и провалились, стекла вывалились, и их стали расхищать окрестные жители. Чтобы спасти стекла от окончательного разграбления, их сняли и с уцелевших оранжерей. Голые остовы, заливаемые дождем и засыпаемые снегом, стояли до 1924 года…»
Но с годами возрождалась и хорошела Москва, росло и значение сада как места отдыха горожан. С 1-ой Мещанской (ныне пр. Мира) посетители попадали в сад через деревянные ворота, а за ними, как в волшебном фонаре, открывался благоухающий цветочный партер с выставленными на лето пальмами.
В годы Отечественной войны на территории сада были вырыты бомбоубежища, а на производственном участке разбили «коллективный огород». Однако в его лаборатории продолжались фундаментальные и практические исследования, в том числе по повышению урожайности пищевых растений.
В послевоенное время посещаемость сада достигла своего пика — двести тысяч человек в год приходило сюда на экскурсии, занятия, выставки цветов или просто побродить по тенистым аллеям — он был очень популярен среди москвичей и оставался до начала 1950-х единственным ботаническим садом в Москве.
Но и сегодня, когда вокруг сада облик города неузнаваемо изменился, сад остался практически не затронут этими переменами. В нем по-прежнему можно обрести тишину и покой, пообщаться с вековыми деревьями, насладиться разнообразием великолепных и редких цветов.
Выставка «Репетиция весны» в Аптекарском огороде – это послание всем нам: не отчаиваться в наши трудные времена, найти в себе силы погрузиться в созерцание совершенства и красоты природы, чтобы выстоять и творить благие дела. Необходимо услышать его.
Л.Л.
Фото: Юлия Свиткова
Уж верба вся пушистая Раскинулась кругом; Опять весна душистая Повеяла крылом. Станицей тучки носятся, Тепло озарены, И в душу снова просятся Пленительные сны. …………………………………. Какой-то тайной жаждою Мечта распалена — И над душою каждою Проносится весна. Афанасий Фет