Максим Шмырев «Сны Павла»: сборник стихотворений, М.: Издание книжного магазина «Циолковский», 2021

Поэзия, настоящая, не рифмованные строчки на потребу дня или самолюбия, подобна тайному знанию. Не для всех. Открывается сохранившим дар слышать музыку сквозь пузырящуюся пену информационных потоков, видеть скрытое за навязчивым серпантином ярких картинок, осаждающих нас с экранов, глянцевых и газетных страниц, претендующих стать нашей жизнью, нашей  реальностью, научить, как быть человеком. Пустые потуги: от обилия визуального и словесного мусора человеков не прибавляется.  

Поэзия – мост во времени, намекающий на его условность, пробуждающий потаенные возможности памяти, сближающий прошлое, настоящее и будущее… В книге «Сны Павла» достигается поразительный эффект вещественности времени в его протяженности  — в деталях, образах,  красках, и ты переживаешь небывшее с тобой, как бывшее, потому что М. Шмырев  — обладает талантом претворять в слова прошлое, текущее, случайное, трагическое, мимолетное  – в вечное, что особенно ощутимо в стихах, посвященных Павлу 1, К. Леонтьеву, Э. Юнгеру, П. Флоренскому и особенно в небольшой поэме «Стоя лицом к солнцу» о судьбе Муссолини.   

Как  написано тем, кто с подсказки автора книги «Сны Павла»  в коротком к ней предисловии, почти неизвестным в России писателем начала ХХ века Иваном Созонтовичем Лукашем, познавшем алхимию творчества: «Теперь все, что было тогда, кажется знаком нашей судьбы…»: 

Сё, Русь ещё не создана. 

Она под Ноевым ковчегом.       

То будетлянская страна, 

И косяками рыб, как снегом, 

Укрыто место, где метель 

Твердь осолит Господней солью, 

Там крест блестит, синеет ель, 

И радость, смешанная с болью,

Заходит в сердце — во врата

Грядущего Иерусалима. 

И Вифлеемская звезда 

Летит, сопутствует незримо 

Тем, кто глаголет и поёт. 

И Ной с ковчега озирает 

Грядущее сквозь толщу вод. 

Святую Русь, лебяжью стаю

        В «Снах Павла», даже судя по процитированному стихотворению, таких знаков множество. Пишет  ли Максим Шмырев о драме Цусимы, о судьбе крейсера конфедерации «Алабама» или падении самолета «Русских витязей»…. О Зое Космодемьянской или в память о подвиге Владимирских князей, погибших в 1238 году, о русском летчике в Сирии  или безвестном солдате,  убитом в одном из боев Великой Отечественной – везде просматривается многомерная проекция в наши дни.  Здесь история переходит из сухих строк учебников и энциклопедий в твою жизнь, становится частью тебя. Такая поэзия  — целостный мир в его собственном значении, и она незаметно меняет взгляд читателя на, казалось бы, выученное и известное со школьных лет, придавая фактам и событиям эмоциональное, чувственное, личностное  измерение. 

Состояния и переживания поэта, его видение происходящего и давно минувшего находят выражение  в таких сильных и ярких образах, в таких точных, без фальши, тональностях музыки его стиха, в его ритмике, что неизбежно подчиняет себе мысль и воображение читателя, включает притупленные банальностью обыденного перцептивные возможности.  Даже в пейзажной лирике с ее нежными акварельными красками обязательно звучат ноты расширяющие взгляд на привычную картину природы. Так бывает на полотнах эпохи Возрождения, где второй план необыкновенно расширяет и углубляет сюжет первого: 

Крапива птицей многокрылой 

Парит и стелется по ветру, 

У Бога море, а заливы Рассеяны по белу свету; 

В них паруса вздымают клёны, 

И утоляют все печали 

Животворящие иконы 

Просоленной осенней дали,

 Где первый снег уже ложится, 

И к Пасхе протянулась ива. 

Перепорхнула с ветки птица, 

И ей сопутствует крапива, 

В движении — к огням и волнам, 

И маякам, заметным вскоре: 

Созвездиям крестопоклонным. 

Где пребывают Бог и море  

Есть и еще один очень важный нюанс в поэзии М. Шмырева. На тех уровнях, которые составляют существо мировосприятия поэта, драмы прошлого, героика, самоотверженность, самые лучшие и высокие проявления человеческой души  не измеряются конечностью существования нашей бренной плоти. Смерти, тлену неподвластно то, что становится ментальным, поэтическим событием, побуждением к рефлексии,  в результате чего и для читателя открывается путь переосмыслить собственные чувства и представления, наконец, себя самого и свое место в общем потоке времени, а не только в сегодняшнем дне. Не случайно один из современных философов замечает: сегодня землю в большинстве населяют «дважды смертные: те, кто «знают, что умрут, и кто по своей воле отказались от философской рефлексии» по поводу собственного существования. 

            Прошлое, близкое и далекое, чему, собственно, посвящена вся книга М. Шмырева,  как будто бы находится за пределами нашего непосредственного восприятия, но не за пределами возможности все это прочувствовать. Совершить творческое усилие — осознать свою интуицию в отношении того, чего нет в нашем опыте, а лишь в воображении, в фантазиях, в предощущениях, в разрозненных знаниях, наконец, в снах о том, что было, кто был, любил, боролся, мечтал, не предавал и крепко стоял, не опустив знамен, либо, как в стихотворении «Кресты», оставался навек рядом с павшим знаменем:  

КРЕСТЫ

 I 

Впредь знамёнам и штандартам служить бессрочно. Император Павел I 

Война проиграна, и что ж? 

Мы стали старше, не моложе.

Из ухмыляющихся рож 

Не станем выбирать пригожей.

Приливы вымерзших полей 

Стучатся в чёрные деревни. 

Мы живы, но среди теней. 

Мы тени, только достоверней, 

На ощупь, на глазок и в рост 

Мы занимаем больше места. 

Кто до победы не дорос, 

Тот хочет умалиться в детство. 

И, смутно на себя похож, 

Вновь разгореться, словно пламя. 

Война закончена, и что ж? 

Мы будем там, где пало знамя.

Символы… Их столько в поэзии Максима Шмырева, что одно это уже доставляет наслаждение читать его стихи, разгадывая тайны жизни прошлой и нынешней, те самые знаки судьбы, которые,  если не считываешь, перестаешь быть…                                                                                 

Людмила Лаврова