О феминизме хочется писать с юмором, без негодования, с привлечением здравого смысла и чуть-чуть с философией. Как без этого, учитывая сегодняшний ажиотаж вокруг этой темы в мире. У нас к этой теме относятся пока без должной серьезности, и даже с насмешками, хотя цифры разводов, количество матерей-одиночек и просто одиноких женщин, МАНИФЕСТИРУЮЩИХ СВОЕ ОДИНОЧЕСТВО как ОСВОБОЖДЕНИЕ, свидетельствуют о неблагополучии с институтом семьи. Хочется даже охарактеризовать ситуацию в нынешних семьях цитатой из «Гамлета»: «Подгнило что-то в датском королевстве»… Но кто-то утверждает, что феминизм — будущая норма.

Феминизм – порождение безлюбого мира.

Мы многое напрочь забыли из собственного прошлого. В том числе и то, что из Древней Греции тянется к нам традиция различать семь проявлений любви, которые в те далекие времена имели каждое свое название: эрос, филия, сторге, агапэ, людус, мания, прагма. Они вмещали в себя и восторженную влюбленность, и любовь-дружбу, и жертвенную любовь, и любовь-игру, направленную на получение удовольствий, и любовь-одержимость, основа которой страсть и ревность, и рассудочную любовь, когда переживание этого чувства в человеке побуждается не сердечной привязанностью, а лишь корыстью с целью достижения материальных удобств и комфорта.

Естественно, в истории философии это понятие занимало видное место в различных системах. Для Эмпедокла любовь (филия) была одним из двух начал вселенной, началом всемирного единства и целости (интеграции), метафизическим законом тяготения и центростремительного движения. У Платона  любовь – демоническое (связывающее земной мир с божественным) стремление конечного существа к совершенной полноте бытия и вытекающее отсюда «творчество в красоте». Любовь у Платона — процесс непрерывного движения. Платонический эрос — именно эрос познания. Но и во многих других, значительно более поздних философских системах любовь воспринимается как начало созидания, как «творящая энергия». У человека такая любовь способна достигать совершенной полноты жизненной взаимности и постепенно становиться высшим символом идеального отношения между личным началом и мировым целым.

Мы утратили понимание, что любовь благотворна и тогда, когда может подарить горький опыт, принести обиды или разочарования, ведь все это, по большому счету, будет служить развитию личности. В то же время любовь незрелая, как это часто встречаем ныне, эгоистическая, инфантильная, делает обоих партнеров зависимыми от отношений, когда один воспринимает другого как вещь: «ты мне должен», «без тебя мне не жить», «будь таким, как я хочу!»

Сегодня инфантильная любовь практически вытеснила собой истинно глубокое и сложное чувство, от партнера больше не требуют серьезного, ответственного отношения, приветствуется дружеский секс, связи без обязательств, эгоцентризм и эмоциональная зависимость. Ссоры-расставания, удобно-неудобно, комплексы и страхи, капризы и прихоти, которые двое проецируют друг на друга… как за всем этим увидеть настоящее?

Да никак! Настоящее и не стремятся увидеть во взаимоотношениях с партнером, самоутверждаясь на подчинении – своей воле, целям, своим мотивациям.

Женщины бегут в феминизм от всего этого, и попадают в ловушку женской солидарности, еще более агрессивной и эгоистической.

Правда, есть «умеренный феминизм», который прикрывает внутреннее противоречие между принципами карьеры, которая делает женщин автономными, и семьей, связывающей женщин с мужьями и детьми, конкурирующих с карьерой за внимание. Для либерализма, которым ныне заражен весь мир характерно формализовать такие институты, как карьера и семья, чтобы они не вступали в конфликт, в частности, придать им качество контракта, на который стороны могут согласиться на своих условиях, не будучи обязанными очевидными требованиями деятельности, в данном случае жены и матери. Для этого и пытаются перестраивать семью так, чтобы она принимала на себя формальные качества карьеры, но не обязанности, устраняя такие качества, как верность, уважение и любовь, словно для того, чтобы избавиться от примесей, требующих различных традиционно женских добродетелей. Да и добродетель – по нашим временам – понятие архаичное.

Феминизм не заботится о том, что происходит с детьми и мужчинами после того, как женщины получают то, что им внушается феминистскими «авторитетами» как их собственные желания.

Так чего на самом деле хотят женщины? Они хотят автономии и такие условия, чтобы быть законом для себя самой.  Но для полного счастья ведь этого недостаточно.  Они хотят «отношений», а не быть одинокими или жить как отшельники. Однако это должны быть «чистые отношения», те, в которые вступают, не соскальзывая ни в какие ловушки, заложенные в человеческой природе, например, материнский инстинкт.  А «нечистые» отношения — это жена и муж, родитель и ребенок, «испорченные» сердечным влечением— иными словами, любовью. Вот почему феминистки преимущественно говорят о власти, а не о любви, охотно обменивая трепет и нежность на бесстрашную заботу о себе.

Когда женщины пытаются забыть, что они женщины, они обнаруживают, что не могут этого сделать, а когда они пытаются подражать мужчинам, то оказываются подверженными тому осуждению, которое пока еще выносится в мире вне семьи. Чтобы казаться освобожденными, они сбросили с себя покров женской скромности, называя это «покровом притворного невежества».

А когда успешные женщины хвалят «поддержку», которую они получают от своих мужей или заменяющих их мужей, разве это не означает, что на самом деле ОН просто держит рот на замке, как верная жена? Это, пожалуй, лучший момент для женщины быть «узнанной». Только вряд ли она стремится к этому.

Короче говоря, если «освобождение» женщин принимается за те изменения, которых она достигла, с некоторыми улучшениями, сопровождающимися непременно социальным и моральным упадком, помогает ли здесь или вредит феминизм? 

Очень многим трудно признать, что феминистский поиск «чистых» отношений приводит к разочарованию, когда женщина обнаруживает, что назойливое неравенство остается, чтобы напомнить ей о том, что она женщина, и что последнее, что она должна сделать, это влюбиться.

Людмила Лаврова