Моделирование страхов становится отменным способом управления растерявшимся человечеством

В мире, где культурные приоритеты успешно заменяются на оккультные, становится заметно меньше радостей. Стрессы чередуются с ожиданиями стрессов, в засаде непременно сидит какая-нибудь негигиеничная пакость, даже синоптики повадились предсказывать плохую погоду. Счастливый человек уже вызывает серьезные подозрения, здоров ли он. 

Чему улыбаться? 

Жизнь стала сплошной проблемой. Если сложить это с невеселыми обстоятельствами — большинство людей проживают скучный сюжет бытия, большинство определенно несчастливо в личной жизни или в том, чем упрямо пытаются ее заменить, большинство ходит на нелюбимую порой до отвращения работу — получается совсем беспросветно? Однако в намного более темные и проблемные времена получалось искренне радоваться — а сейчас, как повествуется в одной из песенок, «кто-то будет жить, а кто-то — с трудом». Причем вторых так много, что они уже даже и не пример, а правило.

Итак, это было не всегда. Конец восьмидесятых — начало девяностых пришлось на позитивную эпоху. Дальше, помнится, были трудности — но позитив все равно маячил на горизонте. Там, где ему по идее самое место обитать.

Отгадка всегда до удивления проста и близка. Человечество (ну, хорошо — «цивилизованное человечество») научилось преодолевать страх смерти, просто оставив ее за скобками ежедневного бытия. Забыв для надежности, где она там вообще была. И это вроде как была вековая мечта — если не само бессмертие, то хотя бы его приблизительное осязание. И современный проблемный человек, разрывающийся между телефоном и телевизором, вполне себе бессмертен. Переживать смерть он определенно прекратил — пустое это было занятие, выясняется. Ненужное даже. 

Однако здесь его ждал неподобающий сюрприз. Жизнь, забывшая о смерти, вышла какая-то ненадежная. Отовсюду ей грозят неприятности, за ненадежными декорациями шастают беспокойные кенгуру с погремушками. Сначала саудовские летчики-любители внушили массам замороженную осторожность в отношении авиации, каждый без пяти минут путешественник готов просвечиваться рентгеном, а,  может,  и откровенничать с полиграфом или обсуждать свои жизненные предпочтения с аэропортовской собакой-дознавателем. Да, человек-проблема готов подозрительно пахнуть ужасом. И не менее того готов доброжелательно размахивать своим исподним сокровенным. Он должен быть транспарентным и стерильным, не то никуда не полетит. А то, что в этих самых самолетах недавно еще даже курить было можно, он не помнит или не знал никогда. Какое курить? В кино вон не курят и тебе незачем.

Забудешь… или не будешь…

Одиннадцать лет назад прозвучал призыв самого настоящего метафизического качества (жаль, что не по делу). Европейские перевозчики требуют открыть небо! (https://ria.ru/20100419/224054157.html)

Накануне описываемых эпохальных событий в Исландии фундаментально исторгся вулкан с гномьим именем Эйяфьятлайокудль. Исторгся, опять же, на многострадальную перспективу авиационного сообщения. И вышел из этого не то конфуз, не то полный Эйяфьятлайокудль. СМИ сиренами завыли, наперегонки пугая обывателя (профессионального испуганного) — ближайшие пятьдесят лет придется отказаться от трансатлантических перелетов. Будто бы частицы эйяфьятлайокудлевой пыли осядут нескоро и грозят забить турбины реактивных самолетов. Сразу же с поспешностью поганки из разных пыльных локаций повылезали разнообразные эксперты-гробовщики, изобразили лицом сову и предупредили: жить человечеству остается совсем немного. Если не подавится пеплом, так точно перегреется от климатического коллапса. 

Это мы о закончившемся календаре майя и летучей Нибиру (космогоническое понятие шумеро-аккадской мифологии, чье появление якобы грозит концом света)  не вспоминаем! Они тоже знатно переполошили унылых пожирателей сенсаций. 

После аварии на японской Фукусиме панику поднимали уже не журналисты — политики. Канцлеры и премьеры разнообразные. А ушлое карбоновое лобби потирало руки и прочие части тела, радуясь закрытию в Европе атомных станций. Закрытию прогресса, фактически. Потому что прогресс очень опасная штука, как выясняется.

 Теперешний мир ввязался в полноценную эпидемию невежества, бездарной самоуверенности, крикливого диктата ничтожеств, конспирологов и прививкоборцев. Прежнее стеснение «маленького человека» от собственного несовершенства, желание завести тряпочку и пойти помолчать в нее, более не актуально. Зато в страшном мире, в котором нельзя даже беспечно есть жареную картошку, в геометрической прогрессии разрослись фобии с запретами. Причем по большей части с радостью принятые агрессивным стадом паникеров, несущихся впереди собственных ужасов. И готовых снести все случайно встреченное на своем пути.

Анонимность в интернете запретить! Компьютерные игры запретить! Свистеть на балконе запретить! И нечего ехидничать, когда мир гибнет — точно известно, прогульщица Грета сообщила. И правильно, что прогульщица — в знаниях нитрат, а в университетах облучают ауру сотовым телескопом.

В мире, где помнили о смерти, было спокойнее. Сама неизбежность ее успокаивала — вроде бояться и есть чего, да незачем. А бессмертным быть до ужаса некомфортно. Как выяснилось по ходу эксперимента.

Количество глупости остается константой, но безапелляционность ее величина изменчивая. Жертвой неизбежно окажется уже упомянутый прогресс — понастроили титаников с небоскребами, в асфальт экзистенцию закатали, а человек должен ушами об землю тереться по утрам.

С Титаником, конечно, проблемно. Плыть на нем — можно и утонуть. Но есть неизбежное уточнение: тот, кто с криком толпой бросается с палубы, тот утонет стопроцентно.

                                                                              Сергей Дунаев