Руководство страны по большому счету все еще не осознало масштабов обустройства Дальнего Востока, необходимых для становления России как Тихоокеанской державы.

Летний отпуск, который вынужденно предоставили себе из-за  пандемии страна и люди, не означает, что ее уже нет, как нет и ее последствий. Экономический и социальный кризис, сильнейший после Великой Депрессии 30-х гг. XX в., идеологическая сумятица, разрушение «среднего класса», малого бизнеса, новый виток бедности – факты, от которых «вакцина» еще не найдена. В этих условиях для России особенно необходимы новаторские социально-экономические решения и подходы для дальнейшего развития, которое необходимо стране, как воздух. Похоже, премьер Мишустин и противники обанкротившегося неолиберального курса – Белоусов, Борисов, Глазьев и другие – фактически уже приступили к реализации новой модели. Однако о ее внешнеэкономической стратегии, помимо подтверждения целей и задач майского (2018г.) указа Президента, пока ничего нового не слышно.

Большое значение при этом имеет выбор приоритетных направлений внешнеэкономических связей. Восстановление сотрудничества с Евросоюзом, особенно технологического, пока нереально. Это доказали истекшие пять санкционных лет. Последние немецко-французские реверансы в сторону России в лучшем случае ограничиваются сферами одностороннего западноевропейского интереса. Санкционный пресс США только усиливается, в т.ч. и на саму Европу («Северный поток-2», например). 

Вот почему Азиатско-Тихоокеанский регион и евразийская интеграция (ЕАЭС) все больше должны выдвигаться в центр внимания.  Как повысить эффективность этих связей для России? Вопрос, который занимает умы многих экспертов. Ему, в частности, был посвящен сентябрьский (2019) номер журнала «Международная экономика». В его редакционной статье говорится, что в условиях нестабильных отношений Россия – Запад и очередных санкций США АТР становится не только главным рынком для российского экспорта сырья, нефти и газа, но и регионом кооперации его совместной переработки в Китае, Индии, Индонезии. Такой модели должны помочь переговоры о создании преференциальных торговых режимов (соглашений) со странами АТР как основы более выгодного участия компаний России в международных цепочках создания добавленной стоимости, то есть участия в более высоких переделах нашего же сырья.

Звучала и критика в том плане, что, заявив о Восточном повороте, руководство страны по большому счету все еще не осознало масштабов обустройства Дальнего Востока, необходимых для становления России как Тихоокеанской державы.

В том же номере были опубликованы тезисы выступления министра Европейской экономической комиссии Вероники Никишиной «Россия и ЕАЭС в АТР» на Восточном экономическом форуме (4-6.09.19) о перспективах делового сотрудничества. По «ее глубокому убеждению» общая стагнация мировой экономики и торговли – вызов для развития делового сотрудничества и углубления интеграции между экономиками ЕАЭС и АТР. Не протекционизм, а открытость экономики и углубление интеграции со странами Азии – вот путь, который мы для себя выбрали и «надеемся занять определенные рыночные ниши, создаваемые как органическим развитием рынков, так и выбыванием конкурентов из-за эффектов торговых войн». 

За рынок АТР надо бороться, продолжает министр. Это уже достаточно зрелый рынок, и конкуренция там сильна. В АТР сформировалась устойчивая группа несырьевых товаров – пшеница, медикаменты, металлопрокат, древесина, трубы, измерительные приборы, бумага, кондитерские изделия, водка, пиво…, спрос на которые стабильно увеличивается и которые обладают потенциалом экспорта из государств ЕАЭС. Страны АТР обладают также огромным потенциалом потребления пищевой продукции. Кроме того, страны АСЕАН как интеграционной группировки специализируются на сборке телекоммуникационного оборудования, и ключевыми продуктами их ввоза являются платы, телефоны, ЭВМ, автозапчасти и т.д.

Министр называет основные препятствия для бизнеса, потому что «просто начать производить соответствующие товары – недостаточно. Они (препятствия) в условиях доставки товаров до покупателя – транспорт, логистика, таможенные формальности и пошлины, отсутствие наработанной товаропроводящей сети. Для устранения этих препятствий в странах ЕАЭС нужно обеспечить обновление инфраструктуры и подвижного состава, расширить складские помещения класса А».

    Говоря о пищевых продуктах как товаре нашего экспорта, В. Никишина выделяет, что характерным трендом в данной сфере становится существенный рост сбыта товаров через супермаркеты или продуктовые онлайн-гипермаркеты. «Поэтому здесь крайне рациональным путем является налаживание контактов с крупными сбытовыми сетями».

Ее рекомендации: «одновременно с этим надо использовать инструменты государственной поддержки для продвижения инвестиционных и наукоемких промышленных товаров, которые у нас отличаются хорошим качеством и показателями эффективности».

Сегодня госпожа Никишина как раз этим и начала заниматься, возглавив АО «Российский экспортный центр», оказывающий финансовую и другую поддержку несырьевому экспорту (в 2019 г. объем госпомощи составил 19,5 млрд. руб.).

Однако, нарисованная ею оптимистичная в целом перспектива интеграционного сотрудничества со странами АТР и, в первую очередь, с Китаем имеет оборотную сторону, о которой ею практически ничего не было сказано. 

В восьмом номере журнала «Международная экономика» с.г. об этом говорят профессор финансового университета при правительстве РФ Вячеслав Зубенко и консультант департамента финансовой политики Евразийской экономической комиссии Асем Масалимова в статье о перспективах сопряжения интеграционного развития ЕАЭС и экономического пояса шелкового пути (ЭПШП).

Не надо забывать, что главная цель ЭПШП – решение стратегических задач развития китайской экономики, особенно западных и центральных регионов страны, создание рынков сбыта и благоприятных условий инвестирования в «полезные для Китая» проекты. Характер такого сопряжения может вызвать центробежные тенденции в ЕАЭС, что «фактически уже происходит».

Значит, приоритет получают не интеграционные в масштабах ЕАЭС, а двухсторонние подходы. Так, Кыргызстан, и особенно Казахстан, являющийся главным «входом» для Китая на территорию ЕАЭС, работают в «субподрядной логике» проектов КНР, где не рассматривают в качестве приоритетного Северный Евразийский транспортный коридор – Транссибирскую магистраль, активно поддерживая Трансказахстанский и Трансазиатский.

По результатам анкетирования экспертов стран ЕАЭС, наиболее высокие риски (ущерб/упущенная выгода) имеет  усилениеконкуренции со стороны китайских компаний и продукции на рынках ЕАЭС, риски доминирования китайских интересов в проектах ЭПШП, а также риски усиления конкуренции между странами ЕАЭС за китайские инвестиции при явном примате национальных интересов над интеграционными. 

Существуют, естественно, и благоприятные возможности от участия в ЭПШП, которые заключаются, в первую очередь, в привлечении китайских ПИИ(прямые иностранные инвестиции – прим. ред.) , которые могут составлять 250-300 млрд. дол. Во-вторых, развитие транспортно-логистической и цифровой инфраструктуры способствует более глубокому вовлечению в интеграционные процессы внутренних территорий государств-членов, доступных перерабатывающим центрам, плюс формированию цепочек добавленной стоимости.

Наконец, при благоприятных, т.е. равноправных условиях реализации инициатив, ЭПШП должна стать основой для формирования гармонизированной институционально-правовой среды взаимовыгодного взаимодействия ЕАЭС и КНР, послужить основой для создания Большого Евразийского партнерства с участием ЕАЭС, стран ШОС, АТЭС и АСЕАН.

Все будет зависеть от умелого сопряжения на практике руководством ЕАЭС интересов стран-участниц, особенно России и Китая.                                       

Юрий Пискулов, д.э.н,, профессор